В «СамАрте» поставили музыкальный спектакль «Опять цветет акация...» по мотивам оперетты Исаака Дунаевского, с новым либретто Михаила Бартенева и Бориса Цейтлина. Спектакль поднаторевшей в музыкальном жанре Нины Чусовой сделан несколько сумбурно, но непринужденно и беспафосно.
Режиссер легкого жанра
Чусова несколько лет отыграла на сцене Самарской драмы, пережила пик режиссерской славы в Москве и только сейчас, начав ставить в регионах, вновь добралась до Самары. Вслед за «Борисом Годуновым» в Опере Нина выпустила «музыкальную фантазию» в «СамАрте».
Режиссер, за которым и до того закрепилась слава «несерьезного», Чусова по-настоящему нашла себя в легком музыкальном жанре. В «СамАрте» она взялась за оперетту Дунаевского, широкому зрителю известную по фильму 1958 года «Белая акация». Оперетту ставят сегодня и в первоначальном либретто Масса и Червинского (Тоня любит капитана китобойной флотилии Костю, он влюблен в красивую пустышку Ларису, но в результате некоторых перипетий в финале, конечно, делает правильный выбор). «СамАрт» поставил обновленную версию Бартенева-Цейтлина.
Экран с кадрами из фильма — первое, что видит зритель. Правда, в культурной памяти тех, кого приведут сюда классами, вряд ли есть даже название экранизации Натансона, и вряд ли они поймут, что по сюжету самартовского спектакля в одесской оперетте репетируют именно «Белую акацию». А жаль: зная контекст, легче разобраться в сюжете спектакля.
Камерная оперетта
Круг сцены в новом спектакле «СамАрта» поворачивается, как в «Мамаше Кураж» — вместе со зрительскими рядами. От экрана нас привозят к одесскому дворику, живущему по законам советской коммунальной квартиры, с очередями в туалет, убегающим в кастрюли соседей кофе и выразительными типажами жильцов. Еще один поворот круга — и перед нами увитая плющом глухая стена с дешевой вывеской «Белая акация» — служебный вход в театр оперетты (декорации Владимира Мартиросова). Со следующим поворотом мы внутри театра, лицом к сцене с барельефами пионеров на портале и живым оркестром на балконе. Здесь работает возлюбленная Кости Лариса (Вероника Львова/Ольга Ламинская) — капризная провинциальная артистка, которой в этой версии дана своя лирическая нота: любовь она теряет от трудной актерской жизни. В этом театре случайно получит роль и Тоня (Юлия Захарова), но дочь моряка уплывет радистом на корабле, выбрав из двух привязанностей море.
А в одесской оперетте тем временем продолжают ставить «Белую акацию», и Тоню репетирует Лариса. Театр и явь в спектакле Чусовой сплетаются порой до сумбура: сразу не поймешь, кто перед нами, сама Лариса или Лариса, играющая Тоню, репетиция идет или поют герои спектакля. Но важнее другое — изначально адаптация Бартенева и Цейтлина шла в Краснодарском театре оперетты, на большой сцене. В «СамАрте» же вышла такая «камерная оперетта» — жанр несколько странный, поскольку опереточные приемы все-таки не рассчитаны на «расстояние вытянутой руки».
В «СамАрте» ставят, конечно, не оперетту, а спектакль с драматическими актерами, но выразительные средства во многом те же. Здесь все несколько «чересчур»: беременная слишком беременна, рыба в сетке слишком огромна, украинский говор слишком заметен, типажи — слишком типажи. Костю в одном из составов играет молодой баритон Самарского театра оперы и балета Андрей Формазов. Моряк из него выходит фактурный, но в спектакле выглядящий несколько инородно и картонно.
Пышущую здоровьем хорошую девочку Тоню играет студентка СГАКИ Юлия Захарова. Для метасюжета спектакля это важно: актриса-дебютантка в театре такая же новенькая, как и ее героиня. Этот метасюжет и в том, как обходятся с опереттой авторы либретто, дополняя музыкальный ряд увертюрой из «Детей капитана Гранта» и другими сочинениями Дунаевского; и в том, как сознательно отсылает нас к ее киноверсии Чусова; и в том, как посмеивается режиссер над условностью собственной постановки: в спектакле есть репетиция «трудовых будней» на корабле, уморительно смешной стеб на тему театральной условности. Смешно выходит, но, честно говоря, не более условно, чем выспренный стихотворный диалог Кости и Тони при первой встрече на сцене.
Непонятно, но хорошо
Несмотря на некоторый драматургический сумбур, из-за которого действие угрожает порой совсем исчезнуть и превратить спектакль в концерт, есть в премьере какая-то легкость. Может быть, немного недостает атмосферности, но и претензий с пафосом тоже нет. Многое здесь непонятно к чему, но хорошо. Вот к чему, например, актер с суфлером (Юрий Долгих и Юрий Данюшин) за рюмочкой вспоминают про войну и поют с хором «Эх, дороги» — непонятно. Для создания послевоенного колорита этого маловато, а бытовыми подробностями Чусова не увлекается (хотя по всем признакам перед нами 50-е, но какие-то условные, опереточные 50-е). Зато поют хорошо (рядом со мной даже подпевали), и у Юрия Долгих такие проникновенные глаза, когда он смотрит на кадры военной хроники...
В премьере есть очень неплохие музыкальные номера (с актерами работали музыкальный руководитель Василий Тонковидов и хормейстер Наталья Герасимова). Есть прямо-таки идеальные, чисто сделанные сцены (режиссеру помогал балетмейстер Алексей Фроленков). Эффектно, например, поставлен эпизод, в котором Тоня случайно попадает на репетицию: посреди массы так или иначе движущихся людей, на контрасте, стоит совершенно неподвижный человек. Отлично работает трио (Павел Маркелов, Роман Сидоренко, Вероника Львова) в номере «Ах, Тоня, ах, Тося».
Так что музыкальный спектакль состоялся. Остается надеяться, что «СамАрту» когда-нибудь достроят большой зал. Он театру, судя даже по этой премьере, очень пригодится.
Василий Тонковидов, заведующий музыкальной частью театра «СамАрт», музыкальный руководитель премьеры:
«Опять цветет акация...» — музыкальный спектакль, но понятно, что он не может быть чистой опереттой — театр все-таки драматический. Материал нужно адаптировать под нашего зрителя и нашу эстетику. Мы стараемся сохранить эстетику тех лет, тем более, что осовременивание стало уже таким штампом... Каждый раз смотришь и думаешь:"Ну и что?«. Как правильно говорит Нина Чусова, мы несколько подзабыли, что такое в хорошем смысле слова патриотизм. А это тонкое чувство. Мы и в телефильме «Жизнь и судьба», к которому я писал музыку, пытались в этом направлении идти.
Елена Третьякова, оперный критик, «Петербургский театральный журнал», № 3, 2000 г.:
Подобно тому, как Оффенбах творил мир парижской жизни, а Штраус запечатлевал в музыкальных звуках сказки Венского леса, Дунаевский с Александровым создавали свой миф — вечный праздник труда и отдыха советского народа. С той лишь разницей, что их западные коллеги имели некие опоры в современной им действительности и были к ней критичны или восторженны, а их отечественным собратьм приходилось придумывать основания для праздника самим, руководствуясь единственной реальностью — чувством духовного подъема, которым жило все общество, невзирая ни на какие препятствия.
Автор: Ксения Аитова
18.12.2012
Версия для печати
