Тайной за семью печатями для большинства населения страны долго оставался Безымянлаг. О нем до сих пор очень мало сказано. Это массовое скопление заключенных, построивших авиационный и моторостроительный заводы, мехзавод, Управленческий поселок. Благодаря Безымянлагу Самара стала очень заметной в плане авиационной индустрии.

Автор: Евгений ЧУБАЧКИН, "Волжская коммуна"

Материал составлен на основании интервью с руководителем Самарского регионального общественного правозащитного центра, старшим советником юстиции Владимиром Индиряковым, который долгие годы проработал в органах прокуратуры.

Управление строительством авиационного и моторостроительного заводов, мехзавода, поселка Управленческий размещалось на станции Безымянка. На прилегающей территории надо было в предельно сжатые сроки построить два авиационных завода и один моторостроительный. В то время никакой другой рабочей силы для строительства, кроме заключенных, не было. Зэки возводили и жилгородок для потенциальных рабочих «оборонки», и Безымянскую ТЭЦ.

Два авиационных завода строил так называемый «первый район», разбитый на два «лагучастка» — по местам нахождения заводов. В нем было порядка 10 тысяч заключенных, по пять на каждый лагучасток. Каждые 3-4 месяца начальники участков менялись. Но один продержался до конца войны — это М.К. Ушамирский, отец будущего заместителя самарского мэра. Кстати, заводы были построены в назначенный срок.

Перед войной контингент лагерей смешали в одну кучу — и политзаключенных, и уголовников. Вот примерный «качественный состав» Безымянлага: осужденные за антисоветскую пропаганду, за «прочие контрреволюционные преступления» (в том числе контрреволюционную агитацию), «социально вредные элементы» (раскулаченные и т.п.), «социально опасные элементы» («чистые» уголовники-бандиты, воры, грабители), нарушители закона о паспортизации, много было осужденных за должностные и хозяйственные преступления, а еще по известной статье «за колоски».

Народ прибывал в чистое поле. Лагеря не были подготовлены к такому количеству заключенных. Зэков выводили из вагонов и размещали в землянках и палатках, только ударников расселяли в вагончиках. Постельных принадлежностей не было, спали на нарах. Осужденный должен был работать не менее 11 часов. На сон давалось 8 часов. Заключенных размещали так, чтобы тратилось минимум сил на дорогу до места работы. Основной едой был хлеб. Прилагавшуюся к нему баланду едой не назовешь. Хлеб распределялся по трудовым показателям. Выполнявшим до 70 процентов нормы — 450 граммов в сутки, 100% — 675 г, 125% — 900 г. Отказавшихся выходить на работу помещали в штрафные изоляторы и выдавали по 350 г, а содержащимся в камерах-одиночках без выхода на работу — 300 г. Да и то из этой малости далеко не все доходило до осужденных. Пищу-то выдавали вольнонаемные, они ее и воровали.

Во время войны

На 1 июля 1941 года в Безымянлаге было 100 782 человека. Самая грандиозная стройка прошлого — Беломорканал — насчитывала лишь на 10-20 тысяч больше. Но Белобалтлаг был растянут на большой территории, а в Безымянлаге была рекордно большая концентрация зэков. Их количество скорректировало начало войны. Заключенных отправляли в штрафные батальоны искупать вину кровью. Героических дел на их счету немало, ведь этим людям было нечего терять. Много среди них было награжденных. В первые два года войны Безымянлаг отправил на фронт 71 тысячу заключенных. С июля 1941 по июль 1943 (окончание строительства безымянских заводов) через Безымянлаг прошло 251 650 человек. За это время из лагеря бежало 522 человека. Освобождено было 9100 инвалидов и «заболевших неизлечимым недугом». Это в основном люди, которым оставалось жить считанные дни. За этот же период в Безымянлаге умерло 11 165 человек. Пик смертности пришелся на декабрь 1941-го и январь 1942-го. Основной причиной смерти был голод. Умирали от пеллагры и дизентерии. Много было обмороженных. Сохранился акт проверки выполнения инструкции по погребению заключенных, относящийся к периоду массовой смертности. Там сказано, что бригады нескольких мехзаводовских участков ежедневно ходят на кладбище для погребения умерших. В день на такие работы выделялось по 100-110 человек. Казалось бы, при существующей норме — три гроба на звено из двух человек — с захоронениями бригада должна справляться. На самом же деле на кладбище на момент составления акта находилось более 250 непогребенных. (Можно представить эту ужасную гору трупов.) Далее проверяющий пишет, что причина такого безобразия — крайне низкая производительность могильщиков. В день предается земле 25-30 трупов. Качество проведения похоронных работ не выдерживает никакой критики. Технический надзор за качеством погребения осуществляется всего одним «десятником»-заключенным. В большинстве случаев гробы закапываются в землю на глубину не более полуметра. С наступлением теплых дней возможно появление на территории кладбища очагов инфекции, делает вывод проверяющий. Выдержка из отчета: «25 января 1942 года в числе партии гробов был найден гроб с усопшим, у которого отсутствовала голова. 26 января в партии, доставленной с Новосемейкинского объекта, обнаружены гробы, в которых усопшие лежат обнаженными, а полагающаяся в таких случаях одежда — майка и кальсоны — брошена поверх тела внутрь гроба. У одного усопшего части тела располагались неестественным образом. Для него был изготовлен специальный гроб. Откуда он был доставлен — неизвестно».

Через несколько месяцев после этого акта издается распоряжение по Безымянскому исправительно-трудовому лагерю «О погребении умерших заключенных без гробов». В связи с тем, что на строительстве ощущалась недостача пиломатериалов и гвоздей, приказано захоронение заключенных производить без гробов и без белья. Для более удобной доставки трупов с лагучастка на кладбище в каждом подразделении надлежало изготовить 2-5 плотно сколоченных гробов или ящиков, изнутри обитых листовым железом и закрывающихся крышками.

Другой документ. На основании распоряжения Центра захоронение производить не только без белья, но и без обертывания простынею...

Вот такие контрасты

Руководство лагерей, напротив, живет по тогдашним меркам очень хорошо. По данным актов прокурорских проверок тех лет, в одном лагере обнаружено «артельное хозяйство с наличием в нем свыше сорока голов свиней и двух коров». На балансе оно нигде не состоит. Действительный хозяин — командир части и начальник охраны Круглов, с санкции которого и производились все действия. Все руководство питалось с этого хозяйства. Прокурор пишет, что совершенно беспрепятственно штат охраны снабжается мясом, сапом. Самому Круглову «доставлено свыше 60 кило мяса и три поросенка». Для него готовили специальные обеды. И какие меры принимаются к нарушителю? За допущенные незаконные действия Круглова решено... уволить. Вот и все наказание за организацию и поддержание на незаконных основаниях такого хозяйства. А подобные «хозяйства» были во всех лагучастках.

В противовес этому вспоминается случай в Безымянлаге, когда осужденный, получив нательное белье, обменял его на продукты, чтобы элементарно выжить. За это он был расстрелян. Еще случаи приказов. Заключенным во избежание отравлений запрещалось есть траву и корневища дикорастущих трав. Мелешко Евгений Иванович, 1898 г.р., за антисоветскую агитацию получил пять лет. Отбывая это наказание в Безымянлаге, он как-то после обеда возле барака стал есть траву. На вопрос зэков, неужели он настолько голоден, Мелешко ответил, что не только он, но и весь народ голодный. Эта фраза стоила ему... дополнительных шести лет лишения свободы. 40-летняя Александра Петровна Григорова по религиозным убеждениям отказалась в церковный праздник выйти на работу, и была приговорена к расстрелу. Часто расстрельные приговоры выносились за отказ от работы. На суде зэки мотивировали отказ плохим самочувствием. Тогда судья оглашал справку от врача, согласно которой зэк считался здоровым, и его либо расстреливали, либо добавляли срок не менее десяти лет. Осужденный Андрей Андреевич Виббе отказывался из-за болезни выходить на работу. Администрация его отправляет на «легкий труд» — собирать в лесу хвою для отвара от цинги. Дневная норма на бригаду из нескольких слабосильных человек была 2,5 тонны. Он три дня проработал, не выдержал и отказался. Приговор местного суда — расстрел, но Верховный суд заменил его десятью годами отсидки.

Сохранилось представление прокурора Бахарова, который пишет, что заключенный Сидоренко Петр Фадеевич ввиду болезни был освобожден от работы, однако, несмотря на это, врачом по фамилии Абрамович он был вторично подвергнут медосмотру и направлен на производство, откуда через два часа был в полуобморочном состоянии привезен в лагерь, снова осмотрен и направлен в стационар. Оттуда он ушел в барак, ночью опять был доставлен в стационар, где, не приходя в сознание, умер. Как следствие — прокурор просит наложить на врача Абрамович лишь... взыскание. И на этом — все.

И в то же время за исполнение следующего четверостишья одна самарчанка получила 10 лет лагерей:

Когда Ленин умирал,
Сталину наказывал,
Чтобы хлеба не давал,
Мяса не показывал.

На этом фоне самым необычным можно считать единственный оправдательный приговор, дошедший до наших дней. Это дело Федора Михайловича Купцова, который обвинялся в систематическом невыходе на работу без уважительных причин. На суде он виновным себя не признал, заявил, что не отказывался от работы ни разу, а привлечение его к ответу было обусловлено конфликтом с нарядчиком Реутовым. Суд тоже не усмотрел вины Купцова, и судья Ивойлова оправдала заключенного. До недавнего времени в стране не было даже одного процента оправдательных приговоров, и потому для того периода эта история представляется уникальной. К слову, однофамилец той судьи, Ивойлов, был заместителем начальника лагеря в Безымянлаге. Такая гримаса судьбы.

Комментарии

Авторизоваться через:

Ваше имя:
Комментарий:
Код с картинки: