Продовольственный вопрос в годы Первой мировой войны оказался одной из ключевых для России проблем. Однако он обладал региональной спецификой и затронул различные губернии в неодинаковой степени. В статье осуществляется попытка проследить возникновение и решение продовольствен­ной проблемы на примере Самарской губернии.

Автор: Ярослав Голубинов. Кафедра российской истории Самарского государственного университета.

В 1916 году в городе в булочных продавались свободно (хотя и по таксе) калачи из муки двух сортов, французские булки и плюшки.

 

Первая мировая война оказала существенное влияние на ход развития государственного аппарата России. Война породила множество сложных проблем, из которых главным было решение продовольственного вопроса. Последнее, если брать только техническую сторону, означает организацию продовольственного дела, которая распадается на ряд таких операций, как заготовка необходимого продовольствия, его доставка к месту потребления, а затем распределение между потребителями. Основными потребителями продуктов сельского хозяйства в довоенное время являлось население России и зарубежных стран-импортеров. С началом войны ситуация резко изменилась: возросло потребление внутри страны (главным образом за счет увеличения численности армии) и практически прекратился вывоз за рубеж. В июле-августе 1914 г. образован специальный аппарат заготовки продовольствия, организация и работа центральных ведомств которого детально исследовались [20, 21]. Однако практически отсутствуют работы, изучающие региональную специфику решения властями продовольственного вопроса.

Необходимо отметить, что «продовольственный вопрос» в России в 1914­1917 гг., по нашему мнению, не столько проблема снабжения и распределения, сколько проблема политики. Заметим также, что продовольственный вопрос по-разному воспринимался в центре и на периферии страны. Для промышленно развитых районов и крупных (в первую очередь столичных) городов он стоял особенно остро, так как они всецело зависели от планомерного снабжения. В провинции только губернские центры (причем далеко не все) ощутили дороговизну и нехватку продуктов — в связи с наплывом беженцев, увеличением гарнизонов, расстройством железнодорожного сообщения. Сельская местность — деревни, села и связанные с ними уездные города — подобных проблем практически не испытывала. Кроме того, крестьяне пользовались тем, что семьям призванных выплачивались достаточно большие, по деревенским меркам, суммы, нередко превышавшие месячный доход главы семейства (самарская деревня, кстати, была лидером по общей выплате пайкового довольствия) [1. C.451, 483]. Естественно, все это относится только к тыловым регионам, лежащим за пределами юрисдикции фронтовых военных властей.

Вообще Самарская губерния оказалась в особом положении: традиционная аграрная специализация региона сыграла свою роль. Ни большие закупки для армии, ни увеличившееся население губернской столицы, ни призыв большого числа мужчин на войну не смогли поколебать продовольственное положение губернии. Цены на хлеб в самарском регионе в течение всего периода войны оставались самыми низкими в Поволжье и Южном Урале [27. C.74]. В чем и была нужда, так только в ввозившихся извне товарах — чае, сахаре; иногда возникали проблемы с солью.

Но лучше всего о ситуации с продовольственными продуктами говорит позиция населения по этому вопросу. Последняя лучше всего может быть выяснена через анализ деятельности властных структур. Вся губернская администрация была заинтересована в сохранении спокойствия жителей губернии (особенно в военное время), и потому ее реакция на те или иные события, прямо или косвенно затрагивающие продовольственное дело, была быстрой.

Все дела, в конечном счете, замыкались на самом главном чиновнике — губернаторе (за годы войны в Самаре на этом посту побывало пять человек). Он по закону был обязан заботиться об обеспечении «продовольствия губернии» и осуществлять «высший надзор за скорым исполнением всех законных постановлений и требований» [24. Ст.270]. Губернаторы предпочли переложить все заботы о хлебе на местное самоуправление — городские управы и земства, что не мешало им чутко реагировать на малейшие неурядицы.

Но губернатор мог взять на себя и дополнительные обязанности. Так, Н. В. Протасьев состоял с августа 1914 г. до начала июня 1915 г. уполномоченным специального управления по снабжению войск (так называемой «Хлебармии») в Самарской губернии [2. Л.1,2]. Это назначение не было обычным, так как в большинстве губерний (20 из 44) на эту должность были утверждены председатели губернских земских управ, губернаторов же — всего 5, то есть около 11% [19. С.168]. После перевода в Харьковскую губернию Протасьев передал должность уполномоченного председателю Самарского биржевого комитета (что, кстати, тоже не было типичным случаем) В.Н. Башкирову, крупному хлеботорговцу и владельцу мельниц.

С августа 1915 г. появился специальный уполномоченный Особого совещания по продовольствию, ответственный за снабжение населения. Им стал глава губернской земской управы К.Н. Иньков [10. Л.61об.]. Губернатор перенаправил все дела о продовольствии ему. Но в тяжелых ситуациях подключался к работе сам. Так, А.А. Станкевич в марте 1916 года просил доставить сахар три министерства — земледелия, путей сообщения и внутренних дел, а также центральный комитет по распределению сахара в Киеве. В ответ губернатору пришло сообщение, что сахар доставляется только для нужд армии и лазаретов [4. Л.36]. Саратовский уполномоченный Особого совещания Гримм также остался безучастным к просьбам Станкевича, заявив, что пропустит вагоны с сахаром только «в адрес другого уполномоченного».

Существовали, правда, некоторые неясности в сфере разграничения полномочий. 23 ноября 1915 г. губернатор Н.П. Харламов поднял вопрос о праве уполномоченного Особого совещания отменять постановления местной администрации: «Мне представляются не совсем ясными взаимоотношения уполномоченного с губернской властью или вернее разграничение компетенций властей. В частности, по вопросам установления предельных цен. Ранее городское самоуправление предлагало цены на утверждение губернатору, который следил, что­бы они не повышались... Чем в данном случае должен руководствоваться начальник губернии, остается неясным» [3. Л.61]. Но все разъяснил министр земледелия в своем циркуляре от 12 февраля 1916 г.: таксы на стоимость продуктов передавались на утверждение сначала уполномоченному, затем губернатору для опубликования. Если губернатор выражал несогласие, то запрос посылался Председателю Особого совещания. На практике подобных возражений в Самарской губернии не встречалось, поскольку ее начальник тесно сотрудничал с уполномоченными (Хлебармии и Особого совещания) и находился с ними в полном согласии.

К февралю 1917 г. в городах и деревнях губернии не было заметно никаких признаков голода.

 

Губернская администрация постоянно следила за деятельностью самоуправлений при помощи аппарата сельской и городской полиции и наблюдала за правильным исполнением всех предписаний населением. По распоряжению Харламова 19 ноября 1915 г., чины полиции должны были не просто наблюдать, но и активно действовать в отношении тех торговцев, что «вызывают наибольшие и, по-видимому, справедливые нарекания со стороны местных обывателей» [3. Л.51].

Н. П. Харламов в начале ноября 1915 г. в своем отчете в МВД отметил, что самарская городская управа в течение года ограничивалась бесконечными дебатами о снабжении горожан в различных исполнительных комиссиях и лишь на­стоятельные просьбы вице-губернатора Горчакова подвигли ее на выработку предельных цен на муку во время их постоянного повышения [3. Л.58об.]. Губернатор Станкевич в июле 1916 г. отчитал самарского городского голову С. Е. Пермякова за «плохую постановку отпуска сахара населению из лавок, лишь поселяющую в населении раздражение» [6. Л.11]. Л.Л. Голицын, встревоженный рапортом полицмейстера, в октябре 1916 г. обратился к самарскому голове с предложением наладить организацию продажи сахара из них [4. Л.239;12. Л.1]. А через две недели прямо заявил самарской городской управе о плохой работе, жалобах населения и недопустимости беспорядков [11. Л.14]. Вообще среди губернаторов существовало мнение, высказанное в конце апреля 1916 г. на совещании высших чинов МВД и губернаторов 15-ти центральных губерний, что городские власти не проявляли настойчивости в борьбе со спекуляцией, ибо «состав управы, думы и уполномоченных по продовольствию и топливу сплошь сами торговцы, а зачастую — наиболее злостные спекулянты» [24. С.163].

Но самарские губернаторы не были так резки. С самого начала войны и до февраля 1917 г. все (за немногими исключениями) постановления городских дум Самары и уездных центров, относящиеся к продовольствию населения, были одобрены. Городские управы и не предлагали каких-то особых мер [16. С.64]. Таксация, нормирование продаж в одни руки, муниципальные хлебопекарни и столовые, закупка продовольствия для продажи по себестоимости в частных и/или городских и кооперативных лавках — вот стандартный набор мер, перенимаемый управами разных городов.

По частоте обсуждения мер по улучшению продовольствия населения в Самаре, имевшей, в отличие от уездных городов, наиболее сложную систему подобного снабжения, можно заключить, что проблемы начались только в середине 1916 г. В августе 1914 — декабре 1915 гг. гласные пятнадцать раз обсуждали этот вопрос. В июне 1915 г. они начали в открытую критиковать политику правительства и требовать переустройства всего заготовительного аппарата в целом [23. С.1-7]. Но на практике обсуждение данного вопроса касалось лишь установки такс и создания муниципальных лавок.

В 1916 г. продовольственная тема затрагивалась 21 раз. Причем год начался с предложения губернатора усилить борьбу с дороговизной, а закрылся обсуждением проблемы фальсификации молока, колбасы и консервов [14. Л.12об., 13,181,182об.]. Гласные успели сформировать несколько комиссий, а в июне решили ввести карточную систему распределения сахара и муки, хотя подвоз продовольствия оставался нормальным, а расходы обывателя на хлеб составляли только 1/5 его общих трат [13. Л.600об.]. В городе в булочных продавались свободно (хотя и по таксе) калачи из муки двух сортов, французские булки и плюшки [13. Л.438]. В январе-феврале 1917 г. вопрос этот не затрагивался вообще.

Земство до августа 1915 г особой активности в деле обеспечения продовольствием не проявляло, мотивируя это тем, что закон запрещал земствам устанавливать таксы в сельской местности, где, по его мнению, «не могло быть столь сильного возвышения цен на продукты» [9. Л.15об.].

С созданием Особого совещания по продовольственному делу в августе 1915 г. земство включилось в работу по «продовольствию» населения. Председатели управ стали представителями уполномоченного Особого совещания Инькова в уездах, при них были образованы совещания из представителей земств и городских управлений, а также приглашенных деятелей самарской кооперации.

Эти новые органы стали полновластными хозяевами продовольственного дела в уездах. На них лежала обязанность распределения продуктов первой необходимости между торговцами и потребительскими обществами. Кроме того, они устанавливали таксы и утверждали твердые цены для закупок для армии и населения [5. Л.150,151].

К Инькову стекались все заявки на снабжение городов или сел, обычно это были просьбы потребительских обществ. Также губернское совещание вело переговоры с мукомолами губернии для установления предельных цен на муку различных сортов. В октябре 1916 г. два уполномоченных, Иньков и Башкиров, решив объединить свои усилия по продовольствию губернии, образовали так называемое Центральное бюро по распределению хлеба в Самарской губернии [7. Л.4].

Все сведения о недостатке того или иного продукта в различных местностях, а также рапорты полицмейстера и уездных исправников, извещавшие о недобросовестных торговцах, поступали к уполномоченному Особого совещания через губернатора. Какими бы сложными ни оставались отношения земских и городских гласных (без учета различных течений в их среде) и царской бюрократии, на практике они сотрудничали самым тесным образом.

За все годы войны в городах Самарской губернии произошло лишь пять выступлений на почве дороговизны и злоупотреблений торговцев, все в 1915 г.: 19 февраля и 19 сентября в Самаре [15. С.207], 27 октября в Мелекессе и 26 декабря в Ставрополе [20. С.276; 21. С.137]. Наиболее сильными были беспорядки 5 ноября того же года в губернском центре. Толпа, раздраженная повышением цен на мясо и обвесом покупателей, разгромила несколько лавок на Троицком рынке. Волнения, как отметила городская дума, возникли из-за наличия «хулиганских элементов, готовых громить лавки при малейшем ослаблении охраны». Это потом подтвердило жандармское управление, указав среди подстрекателей местных «котов» (воров) и проституток [17. С.38].

В деревне нечто подобное имело место лишь два раза — в селах Красный Кут и Дергачи Новоузенского уезда 24 июня и 9 июля 1916 г. солдатки разгромили несколько магазинов, требуя продажи товаров (в первую очередь сахара) по довоенным ценам [8. Л.2]. По этому поводу самарский губернатор Станкевич указал земским начальникам и чинам полиции на то, что власти совершенно не обратили внимания на явное раздражение населения систематическим повышением цен и не использовали обязательного постановления, дающего право привлечь к ответственности недобросовестных торговцев [8. Л.3].

Таким образом, за годы войны «продовольственный вопрос» в Самарской губернии оставался, пожалуй, своеобразным фантомом, который преследовал власти и бороться с которым предписывал центр. Все действия властей были достаточно адекватны ситуации. К февралю 1917 г. в городах и деревнях губернии не было заметно никаких признаков голода.

Комментарии

Авторизоваться через:

Ваше имя:
Комментарий:
Код с картинки: